Попробуем собрать вместе все известные увлечения Николая Гумилёва, романтические и не очень.
Мария Михайловна Маркс
В Тифлисе Николай Гумилёв и его семья провели больше двух лет, 1900-1903, 17-летний Гумилёв был увлечен юной гимназисткой и написал в ее альбом 14 стихотворений:
Во мраке безрадостном ночи,
Душевной больной пустоты
Мне светят лишь дивные очи
Ее неземной красоты.
Анна Ахматова (Аня Горенко)
Валерия Срезневская:
С Колей Гумилевым, тогда еще гимназистом седьмого класса, Аня познакомилась в 1904 году, в сочельник. [Дафнис и Хлоя]
Ирина Одоевцева:
О своей безумной и мучительной любви к Анне Ахматовой и о том, с каким трудом он добился ее согласия на брак, он вспоминал с явным удовольствием, как и о своей попытке самоубийства.
Лидия Аренс
К сожалению нам не удалось найти фотографии Лидии Аренс.
Павел Лукницкий:
…Николай Степанович в Царском Селе познакомился с Аренсами (то есть знакомство могло быть и раньше, но – сблизился). Зоя была неудачно влюблена в Николая Степановича, приходила даже со своей матерью в дом Гумилевых. Николай Степанович был к ней безразличен до того, что раз, во время ее посещения, вышел в соседнюю комнату, сел в кресло и заснул. Вера Аренс, тихая и прелестная, «как ангел», пользовалась большими симпатиями Николая Степановича. А Лида Аренс увлеклась Николаем Степановичем, и был роман; дело кончилось скандалом в семье Аренсов, так как Лида даже оставила дом и поселилась отдельно.
АА (Анна Ахматова) не знает точно времени романа, но это – 1908 год, во всяком случае.
АА предполагает, что стихи «Сегодня ты придешь ко мне» и «Не медной музыкой фанфар» обращены к Лиде Аренс. <…>
Мария Кузьмина-Караваева
Анна Гумилева:
В жизни Коли было много увлечений. Но самой возвышенной и глубокой его любовью была любовь к Маше.
Это была высокая тоненькая блондинка с большими грустными голубыми глазами, очень женственная. Коля должен был остаться несколько дней в Слепневе, но оттягивал свой отъезд под всякими предлогами. Нянечка Кузьминых-Караваевых говорила: «Машенька совсем ослепила Николая Степановича». Увлеченный Машей, Коля умышленно дольше, чем надо, рылся в библиотеке и в назначенный день отъезда говорил, что библиотечная «…пыль рьянее, чем наркотик…», что у него сильно разболелась голова, театрально хватался при тетушке Варе за голову, и лошадей откладывали. [Николай Степанович Гумилёв]
Мария Кузьмина-Караваева умерла от туберкулёза в 1911, когда ей было всего 23 года.
Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак)
Иоганнес фон Гюнтер:
Она была среднего роста, скорее маленькая, довольно полная, но грациозная и хорошо сложена. Рот был слишком велик, зубы выступали вперед, но губы полные и красивые. Нет, она не была хороша собой, скорее — она была необыкновенной, и флюиды, исходившие от нее, сегодня, вероятно, назвали бы «сексом». [Под восточным ветром].
Елизавета Дмитриева:
Все путешествие туда я помню, как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его «Гумми», не любила имени «Николай», а он меня, как зовут дома, «Лиля» — «имя похоже на серебристый колокольчик», — как говорил он. [Исповедь].
Алексей Толстой:
Гумилёв с иронией встретил любовную неудачу: в продолжение недели он занимался ловлей тарантулов. Его карманы были набиты пауками, посаженными в спичечные коробки. Он устраивал бои тарантулов. К нему было страшно подойти. Затем он заперся у себя в чердачной комнате дачи и написал замечательную, столь прославленную впоследствии поэму «Капитаны». После этого он выпустил пауков и уехал. [Воспоминания].
Вера Гедройц
— Я лечила его от малярии — мальчик заразился во время поездки в Абиссинию. А что вы смеетесь, Ирочка, мальчик он для меня и был — я же лет на 15 старше. Говорит, умираю, не могу без вас. Я ему в ответ: вы умирали от паразитических организмов рода Plasmodium falciparum, и то вас уже вылечили. Тогда он мне посвятил стихотворение.
— Мечта! — воскликнула изрядно захмелевшая Авдиева.
— Как сказать — в сущности, обвинил меня в том, что я отвергаю весь род мужской. Назвал стихотворение «Жестокой». Помню такие строки:«Вам хочется на вашем лунном теле/Следить касанья только женских рук». Каково? Но последнее четверостишие совершенно изумительное. Вот, послушайте, Ирочка.
Орел Сафо у белого утеса
Торжественно парил, и красота
Безтенных виноградников Лесбоса
Замкнула богохульные уста.
Татьяна Высоцкая (Адамович)
Ольга Гильдебрандт-Арбенина:
Он говорил, что Татьяна была очень бойка, самостоятельна; она ругалась из-за Мопассана, которого она обожала и превозносила. Она его насильно посадила на извозчика и свезла в редакцию, чтобы он (хотя нехотя!) написал посвящение ей в «Колчане».
Роман продолжался в течение 1914–15 годов и получил в историографии поэта собственное имя — «период Адамович».
Ольга Гильдебрандт-Арбенина
Татьяна Адамович открыла свою школу ритма. Громадные буквы на афишах… А Аня, верно, поступит к ней в школу. Сегодня как раз открытие. И Гумилёв будет иметь удовольствие видеть свою бывшую и свою настоящую любовь. Быть может, и жену Анну приведет для полного ансамбля. А обо мне забыл и думать… [Из Интимного дневника]
Ольга Высотская
Они встречались то в «Бродячей собаке», то в Эрмитаже, то на Конногвардейском бульваре. Гумилев любил рассказывать об Африке, с гордостью вспоминал, как в Аддис-Абебе был принят самим императором Менеликом, черным аристократом, ведущим свой род от царя Соломона и царицы Савской, живших задолго до Рождества Христова. Рассказывал о пышных празднествах, великолепных военных парадах, воинах в леопардовых и львиных шкурах, на конях, разукрашенных черными страусовыми перьями.
Ольге Высотской он казался рыцарем, точно сошедшим с полотна средневекового художника. <…>
Николая Степановича она полюбила глубоко и серьезно. Он, особенно в начале романа, отнесся к этому как к своей очередной победе, но постепенно и в нем начали просыпаться более глубокие чувства, которые он старался не показывать: в артистической среде проявлять любовь или ревность считалось плохим тоном.
Лариса Рейснер
Он некрасив. Узкий и длинный череп (его можно видеть у Веласкеза, на портретах Карлов и Филиппов испанских), безжалостный лоб, неправильные пасмурные брови, глаза — несимметричные, с обворожительным пристальным взглядом.
Павел Лукницкий:
Ларисе Рейснер назначил свидание на Гороховой в доме свиданий. Л. Р.: «Я так его любила, что пошла бы куда угодно» (рассказывала в августе 1920 г.)
Анна Энгельгардт
Ирина Одоевцева:
Аня Энгельгардт казалась четырнадцатилетней девочкой не только по внешности, но и по развитию. Очень хорошенькой девочкой, с большими темными глазами и тонкими, прелестными веками. Я никогда ни у кого больше не видела таких век.
Ольга Гильдебрандт-Арбенина:
И за что это мне, Господи! Мы в один день с нею с ним познакомились; одинаково и очень обе ему понравились (это-то я наверное знаю); и вот — он пишет ей, а я забыта им, как снега прошлых зим, как зелень старых весен… за что, Господи? Нежной и страстной была я в его руках! Я не отдалась ему, правда, — но и она не его любовница, конечно?..
Мне — мелкие радости, мелкие печали, мелкие волнения, — а ей — любовь и письма прекрасного, великого, бурного поэта!.. [Из Интимного дневника]
Елена Дюбуше
Ольга Гильдебрандт-Арбенина:
Рассказывал про «парижскую» любовь — Елену — забыла фамилию. Она была необыкновенна тем, что, будучи строгой и неприступной девушкой, совершенно сникала и смягчалась, когда ей читал он стихи. (Она была невестой американца, и вряд ли можно было ей делать предложение — он еще не был разведен с Ахматовой) [Гумилёв].
Сергей Маковский:
Все же не надо преувеличивать значения „несчастной“ парижской страсти Гумилёва. Стихи „К синей звезде“ искренни и отражают подлинную муку, однако, остаются „стихами поэта“, и неосторожно было бы приравнивать их к трагической исповеди. Любовная неудача больно ущемила его самолюбие, но как поэт, как литератор прежде всего, он не мог не воспользоваться горьким опытом, дабы подстегнуть вдохновение и выразить в гиперболических признаниях не только свое горе, но горе всех любивших неразделенной любовью. С точки зрения формальной, стихи „К синей звезде“ часто небезупречны, неудавшихся строк много. Но в каждом есть такие строки, что останутся в русской лирике. [Николай Гумилёв по личным воспоминаниям].
Маргарита Тумповская
…такой отвлеченный человек… Его нельзя было называть — «Коля» … Какой он — Коля! Я говорила — дорогой…
…Ведь его взгляды на женщину были очень банальны. Покорность, счастливый смех. Он действительно говорил, что быть поэтом женщине – нелепость…
Ольга Мочалова
…На закате, на краю дороги, ведущей в Ялту, были поцелуи. Требовательные, бурные. Я оставалась беспомощной и безответной. Мимо прошла наша компания, возвращаясь с прогулки, которую я на этот раз не разделила. Н. С. снял фуражку и вежливо поклонился…
…Вагон был пуст, в купе мы остались вдвоем. Пили вино. «В юности я выходил на заре в сад и погружал лицо в ветки цветущих яблонь. То же я испытываю теперь, когда Вы в моих руках»…
Нина Берберова
Он взял мою руку и погладил ее. Мне захотелось домой. Но он сказал, что хочет завтра пойти со мной гулять по набережным. Он, с тех пор как вернулся в Петербург, все ходит смотреть и насмотреться не может. Камни гладит. У урны в Летнем саду, в три часа. Хорошо? Я тоже гладила камни в эти недели. [Курсив мой].
Ирина Одоевцева:
Что же эта Бербериха все врет? Зачем она врет? Ведь у нее был роман с Гумилевым, он мне сам сказал об этом (что, наконец, «счастливый роман со взаимностью»). Они гуляли по Петербургу ночами, и он даже просил Жоржа пойти на его холостяцкую квартиру на Преображенской, 5 и немного там прибрать (сам он в то время жил в «Доме искусств» со своей женой Аней Энгельгардт). В пятницу у него на Преображенской намечалось свидание с Берберовой, и он собирался «причаститься любви», так он говорил. Но в среду его забрали…
Ирина Одоевцева
Конечно, я могла бы, как говорится, «распушить хвост» и рассказать о нашем романе. Ведь в пользу этого говорит «Лес», да и вообще наши отношения. Ну да, был влюблен, но ведь он во многих бывал влюблен. Мы все тогда повторяли строчку М. Кузмина: «И снова я влюблен впервые, навеки снова я влюблен». Сколько у него было этих влюбленностей – не счесть.
Вера Алперс
Вчера я сделала глупость конечно, согласившись пойти с Гумилёвым в отдельный кабинет. Какова смелость! Черт знает что такое! Пожалуй я слишком уверена в себе. Такие штуки опасны очень. Вела я себя великолепно. Он конечно влюблен в меня. И я это чувствовала, Откровенно говоря я трусила. Я даже посмотрела на задвижки окон………… [Отрывки из дневника]
Нина Серпинская
Брезжил рассвет, когда он замолк и корректно ушел. Голова моя раскалывалась, мир разваливался, нельзя было дальше жить, не победив в себе древнего хаоса, разбуженного во мне… — Позер, — размахивал театральным оружием, бряцал доспехами красноречья, как средством обольщения!.. — старалась я дискредитировать его сама перед собой, пролежав несколько дней на кровати пластом, скрывшись ото всех. Больше я Гумилёва никогда не увидела. [Флирт с жизнью]
Нина Шишкина (цыганка Нина)
Вера Лукницкая:
Она была его тайной пристанью в шумном, гневном мире. Он, одержимый, утомленный, рядом с ней – отдыхал. В то тяжелое время ему было легко только у нее. Она, ничего не требуя, всегда нежно и терпеливо успокаивала его и пела ему. Она сочиняла музыку на его стихи, которые он писал на ее коленях, и пела их ему.
Аделина Адалис
Лев Горнунг:
Богомазов рассказал, что с первого дня своего пребывания в Москве Гумилев заинтересовался поэтессой Адалис. Она жила во Дворце искусств (дом графини Соллогуб на Поварской) в нежилых, обставленных старинной мебелью комнатах. Он чуть ли не в первый день отправился к ней. Пустой дом на ночь запирался снаружи: и парадное, и ворота. В полночь Адалис слышит сильный стук в стену камнем и громкий голос. Зовут ее по имени. На вопрос: «Кто это?» – следует ответ:
– Это Гумилев. Я хочу к Вам войти.
– Дом заперт снаружи.
– Откройте окно!
Замерзшее окно открывается, Гумилев вполне успешно залезает по водосточной трубе и своей отважностью сразу пленяет сердце Адалис. Так он просидел у ее ног всю ночь в изысканных разговорах.
Дориана Слепян
Источник: https://xn--90aefkbacm4aisie.xn--p1ai/content/nikolay-gumilev-i-sibirskie-ogni
…В то время он мне казался «сильно пожилым» и никаких к себе чувств, кроме восхищения как поэтом, не вызывал.
Но мне его отношение импонировало, да и всегда с ним было интересно, в особенности когда он рассказывал о своих необыкновенных путешествиях.
Я уже говорила о том, что мы с ним довольно часто встречались, но это вызывало резкое недовольство моей матери, и поэтому он дома у нас не бывал.
В одну из наших встреч он подарил мне книжку стихов, на титульном листе которой было написано стихотворение, а над ним посвящение: «Дориане с ее скрипкой – мои первые стихи»…
…После того, как я поступила в театральную школу, мы стали все реже и реже встречаться. Я была целиком захвачена занятиями и репетициями, и всем тем, что сопутствовало моему страстному увлечению театром. Да и он больше не искал меня…